Народному артисту Украины Александру (Лесю) Заднепровскому под пятьдесят. «Сталин умер, а я родился, — говорит он. — Это произошло в 1953 году». «Страна не могла жить без великих людей», — добавляет, смеясь, Юлия Семеновна. Мы беседовали с ним в «галерее» знаменитых франковцев, и во время разговора я невольно поглядывал на висящий в этом фойе портрет его отца. Да, сын на него очень похож. «Лесь унаследовал у отца, кроме внешности, талант, красивый голос и юмор, — заметила Юлия Семеновна, перехватив мой взгляд. — Как и Миша, Лесь человек независимый, с развитым чувством собственного достоинства. Но характер у него иной — более резкий, взрывной, импульсивный. Здесь он больше в меня, — вздохнула актриса. — Сын, как и я, склонен к неожиданному поступку...»
   Лесь Заднепровский был типичным закулисным ребенком. Родители, выезжая на природу с друзьями из московских театров, гастролировавших в Киеве (например, пароходом вниз по Днепру), непременно брали его с собой. И мальчик, как губка, впитывал оригинальные обороты речи, образные сравнения, меткие выражения, затаив дыхание, слушал, о чем говорили и спорили взрослые — о театре, политике, супружеской верности, футболе, музыке, любви. Это была интернациональная дружба не на словах, а на деле. Наверно, именно тогда Лесь начал подражать голосу и манере говорить некоторых известных людей. «Копируй, копируй, сынок, — поощрял отец, которому он демонстрировал свои пародии. — Но дай-то Бог дожить, чтобы копировали и тебя».
   — Наверно, в советские годы вам очень помогало то обстоятельство, что вы были сыном известных артистов? — поинтересовался я у Александра Михайловича.
   — Представьте, это даже мешало, — ответил он. И объяснил: — После окончания Киевского театрального института меня, именно как сына Заднепровского, не приняли в Театр украинской драмы. А согласно распределению я имел полное право туда попасть.
   Партийные органы получили «сигнал», в котором фигурировало слово «семейственность». И анонимка сработала. Донос попал в цель. Семейственность в те времена была тяжким грехом, хотя, как и клановость, процветала чуть ли не повсеместно. Советская идеология, можно сказать, официально признавала двойной стандарт. То, что в среде интеллигенции преследовали, на производстве уже злом не считали. Более того, поощряли и ставили в пример. Отец, мать и сын в одном театре или, например, в научно-исследовательском институте, больнице либо вузе мозолили начальству глаза. Даже если все трое были талантами из талантов. Зато отец и сын-водопроводчики или портовые грузчики уже являлись «династией». Считались ею и близкие родственники, работавшие, скажем, на металлургическом комбинате. Как будто отец-директор промышленного гиганта не мог продвигать по службе сына-инженера.
   Сергей Смеян, бывший тогда художественным руководителем украинской драмы, сказал Заднепровскому-старшему: «Миша, нужно что-то делать. Твой сын в наш театр не попадает». Так юноша, веривший в свой талант, получил пощечину от судьбы. Это было первый жесткий урок, который дала ему суровая жизнь. В 1975 году Александр оказался в компании актеров, собиравшихся попасть в киевский театр имени Леси Украинки. Он поступал сюда на общих основаниях. Комиссию, отбиравшую кандидатов, возглавляла бесподобная Евгения Опалова. Талантливый парень ей явно понравился. Евгения Эммануиловна обняла его за плечи: «Будете работать в русской драме».
   В отличие от других новичков, Заднепровскому-младшему пришлось преодолевать специфическую трудность. Как это ни парадоксально звучит, перед ним стоял... языковой барьер. Лесь рос в украинской семье, вокруг него все говорили исключительно на украинском. А здесь правил бал русский язык, да не какой-нибудь — нормативный. Пришлось, что называется, бороться с собой, заниматься ночами орфоэпией, отрабатывать литературное произношение. Зато теперь актер украинской драмы Александр Заднепровский владеет русским безукоризненно. Впрочем, четыре года в театре имени Леси Украинки научили его и другому. Тут он понял значение фразы «жить и бороться». Коллектив был сложным, вспоминает актер. Слабости, нерешительности, излишней мягкотелости тут не прощали. Школа оказалась суровой, но, тем не менее, довольно полезной...
   В театр имени Ивана Франко Александр Заднепровский попал уже сложившимся актером. Это произошло, когда не стало отца и пресловутая проблема «семейственности» отпала сама собой. В те годы он играл много. Как и у Заднепровского-старшего, у него не было узкого амплуа. Лесь застал еще роли советского репертуара, которые, наверно, получал «по наследству». Он хорошо помнит Гайдая в «Гибели эскадры» и генерала Огнева во «Фронте» Александра Корнейчука. Его можно, пожалуй, считать актером и советского театра, и нынешнего национального. А коль так, сыну повезло больше, чем родителям. Ему не приходится растрачивать талант на унылые, набившие оскомину поделки.